Эта история о том, как среди окружающего равнодушия и жестокости можно остаться человеком. О маленькой девочке, пытавшейся выжить с клеймом «неблагополучная», и о том, как важно, вопреки предубеждениям, верить и поддерживать друг друга. И никогда не опускать рук.
Знакомьтесь: Виктория Гресская, медсестра-анестезист отделения анестезиологии и реанимации №3 (гематологического) Минского НПЦ хирургии, трансплантологии и гематологии. Женщина с непростой судьбой и большим любящим сердцем.
Дети на болоте
Отца Вика почти не помнит — была совсем маленькой, когда он ушел. Сохранились отрывочные воспоминания, но их незачем беречь. Пил, поднимал руку на жену, а после расставания решил, что он теперь свободный человек и никому ничего не должен. В том числе алиментов.
Она же осталась с пятью детьми, двое из которых были ему родными, в небольшом поселке Пуховичского района Минской области. Не имея постоянной работы, выкручивалась как могла. Ездила с детьми в лес на заготовки коры. Потом дома кору сушили, ножницами резали на квадраты, и мама сдавала это в аптеку.
С ранней весны на лугу собирали щавель. Дома мыли, перебирали и возили в Минск: рядом с торговым центром бабушки выставляли домашние закатки, и дети там же на тумбах раскладывали щавель кучками, люди покупали.
— От того, как продадим, зависело, сколько еды сможем купить и привезти домой, — вспоминает наша героиня. — Другие дети на каникулах отдыхали, мы же с мамой все лето проводили на болоте. Лес был ближе, но там было меньше ягод. Вставали с рассветом, чтобы успеть сесть на мотрису, которая везла по железной дороге рабочих на торфяники. Это такой рельсовый автобус — самоходный вагон для перевозки пассажиров и железнодорожного персонала, обслуживания путей.
За день общими усилиями наполняли пару 10-литровых ведер. Собирали чернику, потом на смену ей приходила голубика, потом грибы… Домой возвращались к вечеру. А завтра на автобусе ехали в Минск продавать. За лето умудрялись по копеечке что-то отложить на тетрадки, дневники, ручки к школе.
Сестры говорили потом, что Вике, как младшей, уделялось больше внимания и обновки доставались чаще. Но она этого не помнит… Зато хорошо помнит, как мама стала выпивать.
Видно, что говорить о том времени ей нелегко. Виктория в который раз размешивает ложечкой чай, но так и не отпивает ни глотка, смахивая набегающие слезы.
(Дальше приводим рассказ как есть, от первого лица).
***
Я училась в младших классах, и мне было стыдно, что на родительские собрания от нашей семьи никто не приходил. Учителя не скрывали своего отношения и высказывали недовольство мне, восьмилетке: видишь, твоей маме не интересно, как ты учишься, ей безразличны дела школы…
Тем временем бывало такое, что у нас не только не было одежды к школе и принадлежностей, но и самой простой еды. Не было даже спички, чтобы зажечь газ. Я стучалась к соседке, просила спичек или еще чего по мелочи. Люди давали, но было видно, как мы им надоели, и мы понимали, что нам не рады.
В выходные стирала в тазу на ребристой доске единственные брюки и потрепанную кофту, берегла единственные кеды. Проблема усугублялась, когда локти протирались от парты, и рукава становились совсем короткими...
Чтобы нас прокормить, мама взялась гнать самогон. Покупатели периодически приглашали составить им компанию. Мама запила…
Когда она уходила в запой, мы, дети, были предоставлены сами себе. А запои становились все чаще. В доме стали появляться и оставаться собутыльники.
Уход мамы
День, когда мамы не стало, я помню как сейчас. Мне было 14. Проснулись, мама нехорошо себя чувствовала после вчерашнего. Засобиралась, чтобы раздобыть спиртное. Я просила ее не уходить, но разве ж зависимый человек слушает доводы! Я разозлилась и в отчаянье, когда она вышла, подперла дверь креслом.
Сидела одна и плакала. Оттого, что устала жить в постоянном страхе, в квартире, куда приходили чужие грязные неадекватные люди, где часто были драки и пьяные разборки… Устала стыдиться своей семьи. У нас ведь была неплохая мама, она любила нас и заботилась, как умела. Но, видимо, что-то в ней сломалось.
Шел час за часом, ее не было. Я прислушивалась к шагам, смотрела в окно — мама не шла. Нарастала тревога.
Вдруг — стук в дверь. Это был чужой стук, не мамин. Отчего-то стало очень страшно. Я отодвинула кресло, открыла дверь. Там стояла соседка: «Вика, иди в соседний подъезд, там лежит твоя мама. Возле нее много крови».
Взрослая женщина ни в скорую не стала звонить, ни в милицию. Она пришла к испуганной девочке, чтобы взвалить на нее эту проблему и отряхнуть руки. Мы же дети алкоголиков, выросли с этим клеймом, и с нами не церемонились.
Я побежала. На лестничной площадке первого этажа увидела маму. Видно было, что она упала с лестницы – сама или ее толкнули, не знаю. Она лежала в луже крови, и кровь продолжала литься из раны в горле. Вокруг стояло много людей. И среди них не нашлось того, кто вызвал бы неотложку.
Я дотронулась до нее, мама открыла глаза — стеклянные, почти прозрачные. Кое-как взвалила ее на себя, дотащила до квартиры, помогла лечь на кровать.
У нас был отключен за неуплату домашний телефон, а к соседям идти я не решилась – мы и так были им как кость в горле.
Из раны все время сочилась кровь. Я стала мочить полотенца в холодной воде и прикладывать к горлу. Они постепенно напитывались и становились бурыми, у меня уже сил не было споласкивать и выкручивать эти полотенца. Через некоторое время поняла, что кровь не останавливается, маме становилось хуже.
Тогда приложила очередное влажное полотенце и побежала в поликлинику, это не больше двух километров от нас. Там нашла кабинет терапевта и, захлебываясь слезами, стала сбивчиво объяснять, что дома лежит мама, и у нее все время идет кровь... Доктор обещала прийти.
Я вернулась домой, поменяла полотенце. Мамины глаза начали выпучиваться, и это пугало. От запаха крови подташнивало и появилось эхо в ушах.
Когда врач зашла в квартиру, у мамы уже из ушей пошла кровь, а глаза еще больше выпучились, стали совсем стеклянные. Она ни на что не реагировала. Доктор сразу же вызвала скорую. Маму увезли в Руденскую больницу.
Через несколько часов снова — стук в дверь. К тому времени мы с сестрой дома были вдвоем. Заходит участковый милиционер. Я говорю: «Мамы нет». Он молчит, ходит по квартире. Видимо, просто не знал, как нам сказать... Я снова повторяю: «Мамы нет!», и тут он говорит: «Знаю, что нет. И больше не будет. Она умерла». Постоял еще немного и ушел, оставив нас реветь среди окровавленных полотенец и простыней.
Одни
После похорон мы с сестрой остались одни. Старший брат после армии уехал, и мы надолго потеряли связь. Сейчас уже общаемся, но редко.
Две сестры отучились и ушли на свои хлеба. Одна из них первое время взялась опекать нас, младших. Но мы все равно часто оставались одни – у нее своя семья, дети, да и жила она не близко.
По-прежнему ходили полуголодные. Вдвоем продолжали ездить на болото: нужно было чем-то питаться и готовиться к школе.
Однажды мы продали ягоды и купили еды и новые кеды. Стояла жара, очень хотелось пить. В ожидании автобуса решили сходить за водой в ближайший магазин. А чтобы не таскать с собой ведра и покупки, попросили других пассажиров присмотреть за нашими вещами — поселок наш небольшой, все более-менее знакомы. Возвращаемся, а все люди уже в автобусе, и на остановке пусто. Мы лишились всего, что заработали. Вместе с ведрами, одолженными у соседки.
Как ни старалась я избегать эту соседку, но однажды встретились на лестничной площадке. Она спросила, конечно, про ведра. Пришлось признаться, что их украли. Но «неблагополучным» детям скидок никто не делал… Взяли – верните. А как вернуть, если даже на кусок хлеба денег не было?
Интернат
Однажды во время урока нам сказали, что такого-то числа мы едем в Станьковскую школу-интернат. Было страшно, очень пугала неизвестность. Куда нас отвезут, как мы там будем жить, что с нами теперь будет?
Конечно, не все было гладко, особенно в период адаптации. Дети разные, с разными характерами. Пришлось находить общий язык. Но я до сих пор благодарю Бога за то, что мы туда попали.
До этого мы были предоставлены сами себе, никому не нужные, всем мешающие дети алкоголиков, таскающие от голода чужую картошку (плачет)... А тут нас несколько раз в день кормят. У меня появилась своя паста, своя щетка, мыло. Своя куртка! Целая, по размеру, по погоде! На зиму выдали сапоги, на лето — туфли. Весной — колготки. У детей здесь было нормальное нижнее белье, носки. А еще каждую неделю меняли постельное белье.
Мы, как затравленные зверьки, постепенно учились жить спокойно. Больше не нужно было бояться, что кто-то пьяный вломится к тебе в дом, не нужно прятаться, чтобы не попасть под горячую руку в разборках...
В интернате у нас появились настоящие дни рождения. Педагоги организовывали праздник, в столовой готовили угощения. Мы даже ездили в цирк. Шефы – завод «Интеграл» – спонсировали экскурсии. К праздникам дарили подарки. Мы были так счастливы!
Мне уже 40 лет, а я каждый раз перед сном благодарю Бога за то, что у меня есть что покушать и что надеть, что у меня есть где жить.
Профессии
После интерната я не знала, кем хочу быть, и меня отправили в одно из ближайших к Станьково учебных заведений – узденское ПТУ-210 (теперь это Узденский государственный сельскохозяйственный профессиональный лицей), специальность «Хозяйка усадьбы». В эту специализацию входят несколько направлений: овощевод, доярка, швея и повар. Я выбрала повара, практику проходила на узденском хлебозаводе. И с первого же дня, как получила диплом, осталась там работать.
Вышла замуж, родилась дочка, затем сын. После декретного отпуска оказалось, что малышей некому отводить и забирать из садика из-за трехсменного графика работы. Первое время просила знакомую подстраховать с детьми, но все время просить не будешь, проблему нужно было решать. Узнала, что в узденскую больницу нужна санитарка. Зарплата меньше, но рабочий день с 8 до 17, и выходные дома.
Я никогда не стыдилась своей работы. Всегда делала прическу, старалась хорошо выглядеть. Участвовала в общественной жизни: представляя свой коллектив, с ребенком выиграла конкурс «Супермама» в местном доме культуры. Моя фотография была на Доске почета.
Я проработала там четыре года и поняла, что нужно двигаться дальше. Дети к тому времени уже сами ходили в школу, были более-менее самостоятельны.
Приехала в 9-ю ГКБ (Минский НПЦ хирургии, трансплантологии и гематологии), нашла кабинет главной медсестры. Та была в отпуске, разговорилась с заменявшей ее старшей медсестрой Галиной Свидрицкой. И получила предложение работать под ее началом в отделении реанимации гематологического профиля.
А через два года появилась возможность пойти учиться на медсестру по целевому направлению. Галина Францевна стала уговаривать меня воспользоваться этой возможностью. Видела потенциал, верила в меня: «Тебя любят пациенты, ты хорошо зарекомендовала себя в коллективе. Нужно двигаться дальше». Решение далось непросто. В свои 32 я была основным добытчиком в семье, работала больше чем на ставку, брала дежурства. Смущало и то, что в школе не получала высоких оценок — справлюсь ли с учебной программой? Но меня убедили, отдала документы в Белорусский государственный медколледж.
А потом приснился сон. Длинная-предлинная лестница, очень крутая, и я по ней карабкаюсь, медленно, но уверенно, держась изо всех сил. А в конце дверь, и свет, как в фильмах...
В списках зачисленных моей фамилии не оказалось. Это стало разочарованием, потому что к тому времени желание учиться уже было огромное. Тогда купила корзину цветов и отправилась к маме на кладбище. Там плакала и рассказывала ей, какая я бестолковая, как не получилось использовать такую хорошую возможность... Наревелась и поехала назад.
Звонит телефон. Припарковалась на обочине, а это из медколледжа — предложили учиться на платной основе. Я расстроилась, не знала, что делать, где взять деньги. Позвонила старшей медсестре, рассказала. И она пошла к руководству просить за меня! На пятиминутке подняли этот вопрос, и после обсуждения решили оплатить учебу. Эмоции переполняли, просто гора с плеч свалилась…
А 1 сентября оказалось, что чудеса в моей жизни не закончились. Снова позвонили из колледжа: «Виктория, вы с завтрашнего дня переходите на бюджетное обучение. Освободилось место». Так я стала студенткой.
Продолжая работать, жила буквально на бегу: с рюкзаком за плечами — на работу, на учебу, домой в Узду. Там, в своем уютном, с любовью построенном доме по выходным лепила пельмени, котлеты, замораживала детям на неделю домашние полуфабрикаты.
Было очень тяжело. Отработав смену санитаркой, мыла руки и — за учебники. Уставала сильно. Сколько раз хотелось бросить! Думала, не выдержу, сорвусь. Но говорила себе: кому от этого станет хуже? Начала, значит, иди до конца, карабкайся по лестнице как в том сне. Это шанс.
Постепенно втянулась, и даже получала повышенную стипендию. Распределили в родную 9-ю больницу.
Как привыкала к новым обязанностям медсестры? Всего бывало (улыбается). Поначалу за мной закрепили наставницу, и я старалась все-все записывать в блокнот, что она мне показывала. Этот препарат капать с такой-то скоростью, этот антибиотик разводить на таком-то растворе, это вводится только внутривенно. Подучетный препарат регистрируется в журнале и потом по всем правилам списывается… Кажется, мелочи, а работы много. Волновалась, чтобы выполнить все назначения в точности, в нужное время. Тут пригодилась моя гиперответственность.
Я даже дома спала и видела во сне, что не справляюсь. Просыпалась в испуге…
Сразу было очень страшно. Аппарат ИВЛ. Переливание крови. Тут биологическая проба проводится, тут не проводится, и это нужно знать. Убедиться, какая группа крови у пациента, сравнить по записям. Давление, пульс проверить, сатурацию, температуру. Помнить, что после переливания эритроцитов на утро планово должен быть назначен общий анализ мочи.
В медицине нужно постоянно учиться, ведь многое меняется. Появляются новые протоколы, новые методы. Спустя год работы в новой должности окончила курсы повышения квалификации, выучилась на медсестру-анестезиста.
Знаете, а ведь тот сон, где я карабкаюсь по крутой лестнице, оказался вещим. После такого детства, как у меня, многие опускают руки и плывут по течению. Я очень хотела изменить свою жизнь, и мне повезло встретить людей, которые увидели во мне потенциал и помогли.
Благодарю за доверие и поддержку бывшую главную медсестру нашего центра Светлану Владимировну Зенько и, конечно, старшую медсестру Галину Францевну Свидрицкую. А еще у нас в отделении анестезиологии и реанимации № 3 (гематологическом) самый лучший заведующий — Александр Евгеньевич Оводок. А какие хорошие у нас врачи! Очень люблю свою работу и наш дружный коллектив.
Комментарий старшей медсестры Галины Свидрицкой:
Виктория — очень ответственный работник, доброжелательная, пользуется большим авторитетом в коллективе. Коллеги ценят в ней прямолинейность и честность. Это человек, который умеет дружить и стремится постоянно повышать свои знания и профессиональные навыки.
Очень преданна пациентам, переживает за них, любит свою работу, и это видно. Сейчас непростое время для медиков — болеют, трудятся в красной зоне. Но если нужно заменить кого-то, выйти дополнительно поработать, Виктория всегда старается пойти навстречу. Она не терпит формализма. Принимая смену, следит, чтобы все было в идеальном порядке — все знают о ее щепетильности и порядочности.
Фото Татьяны Столяровой и из открытых интернет-источников