Можно ли спросить у человека с психическим заболеванием, что говорят ему голоса в голове, или это некорректно? Уместно ли пошутить над галлюцинациями, если они смешные? Что точно не нужно делать в общении с заболевшими? И что реально может помочь им выйти из болезни?
Мы решили спросить об этом у самих людей, столкнувшихся с заболеваниями психики. Четыре мнения – без посредников и врачей. Это важно слышать, чтобы разрушать стигму и стереотипы. Наши собеседники – гости Центра Белорусского общества Красного Креста «Открытый дом». Они приходят сюда на группы самопомощи, поддерживают друг друга, делятся своими проблемами.
Жизнь с психическим заболеванием
Что ощущают люди с психическими расстройствами
Болезнь – это зарожденные в нас комплексы»
Богдан – молодой парень, который болеет около 10 лет. В «Открытом доме» он помогает делать сайт, проводит экскурсии на английском для зарубежных гостей, консультирует «новичков».
Богдан, уместно ли спросить, что говорят голоса, что видите в галлюцинациях и, если это смешно, посмеяться по-доброму?
– Спросить и обсудить это можно. И посмеяться тоже. Хотя, если честно, я долго с нервозностью относился к юмору и шуткам. Но потом стал смотреть на это по-другому. В центре многое построено на юморе. Мы здесь стремимся, чтобы человек чувствовал среду здорового общения, а не как в больнице, где все разговоры о таблетках и болезни. У меня лично не было голосов, был бред изобретательства.
Что изобретали?
– Технические вещи. Поначалу были стоящие и интересные идеи, но потом это заходило в очень болезненное состояние. Мне представлялось, что все мои идеи уже существуют и используются во вред миру, потом начался бред преследования.
Как родным и друзьям реагировать на ваши идеи? Обсуждать их или четко говорить, что это бред?
– Можно обсуждать и даже критиковать. Это зависит от человека. Нужно иметь опыт общения – и тогда легко понять реакцию. Если человек откликается, то ему будет приятно поделиться этим. Очень хочется, чтобы тебя слышали и понимали.
Но необдуманным высказыванием можно оскорбить и развить болезнь еще больше. Нужен опыт. Поэтому когда у близкого ремиссия, спрашивайте его, как и о чем разговаривать, а о чем лучше помолчать.
Какие чувства вызывает заболевание?
– У меня был страх. Пронизывающий. Он держится очень долго. Даже когда ты выходишь из бреда, страх остается внутри, его невозможно задавить. Я пытался бороться с ним. А потом взял страх за руку и пошел с ним рядом. И он просто в какой-то момент отвалился.
До прихода в центр я был очень замкнутым, мне было тяжело разговаривать, из дома выходил только с собакой погулять. Здесь есть люди, которые по несколько лет вообще не выходили из комнаты.
Боязнь действовать – вот главный страх и, может, еще страх наказания. Но я никогда не сдавался в болезни. Психическое заболевание – это комплексы, которые зарождались на протяжении долгого времени. Это не наша вина, что они у нас есть, но на нас лежит ответственность за их решение. Только на нас.
Что вам помогло справиться?
– Консультации с психологом и психотерапевтом. И еще меня вывела из болезни волонтерская деятельность в центре. Принцип «найти того, кому хуже, и помогать ему» работает.
Что больше всего раздражает в поведении людей в отношении вас?
– Гиперопека. Раздражает, что люди неправильно заботятся. Обсуждают не то, что я хочу обсуждать. Например, говорят, что тебе нужно в вуз, или еще куда-то, а тебе хочется, чтобы тебя выслушали и поняли твои стремления.
Излечимы ли психические расстройства, на ваш взгляд?
– Конечно.
Что бы вы изменили в системе лечения?
– В больницах – отличные врачи. Наверное, нужно больше платить медперсоналу, чтобы у них было лучшее отношение к пациентам. После лечения не хватает реабилитации. Люди из больницы выходят здоровыми и им просто потом нужна поддержка. Хотелось бы создать сообщество людей с психическими заболеваниями. Этот центр в какой-том мере - реализация мечты всех, кто болеет.
Выходишь из больницы… и остаешься один»
У Александра первые признаки болезни проявились в 14 лет. А Ирина болеет, как она говорит, вот уже 25 лет, с 1994 года. Оба на инвалидности. Ирина подрабатывает, а Александр не может: в его трудовой книжке написано, что он уволен по стоянию здоровья, и когда на новом месте спрашивают, в чем дело, Александр честно говорит про заболевание, «потому что придумывать ничего не хочу». Они познакомились в «Открытом доме» и вот уже год живут вместе. «Сначала я провожал Иру до дома, а потом после концерта она осталась у меня», – рассказывает мужчина.
Задаю тот же вопрос про голоса в голове и галлюцинации: можно ли про них спрашивать?
Александр:
– Конечно, не хочется, чтобы про это спрашивал каждый встречный. А друзьям и близким, которые знают, что ты болен, можно поинтересоваться. Меня это не обидит.
Ирина:
– Я считаю, что это можно обсуждать только с врачом. Простые люди могут этого не понять.
Александр:
– У меня были галлюцинации после смерти родителей. В больнице мне казалось, что на месте забора течет река. А голоса? Во сне многие разговаривают, значит, у всех в голове голоса?
Ирина:
– У меня видений не было. Только когда умерли родители, были яркие ощущения, что они все время рядом, сидят поблизости. Может, я так скучала.
Какое доминирующее чувство вызывает болезнь?
Ирина:
– Сильный страх, панику.
Александр:
– У меня тоже была боязнь людей. Мне казалось, что все надо мной смеются. Поначалу я боялся знакомых, друзей, не хотел с ними разговаривать. После смерти мамы я полгода мотался по больницам; когда выписался, боялся соседей, первое время старался вообще не выходить из комнаты, хотя у меня на лбу не написано, что я больной.
Вы справились со страхом?
Ирина:
– Нет, у меня страх до сих пор. Саша говорит, что у нас ничего на лбу не написано. А по-моему, видно, что мы больные люди.
Нет. Вообще не видно.
Ирина:
– Ну не знаю, вот соседка говорит: «Если вы спите до 11 утра, разве вы нормальные люди?» Боишься всех, в лифт садишься, в магазин заходишь, везде за тобой страх прыгает, что плохо посчитаешь деньги, дорогу домой забудешь, скажешь что-то не так.
Как думаете, излечимо ли психическое расстройство?
Ирина:
– Нет.
Александр:
– Может быть очень долгая ремиссия.
Ирина:
– Я 8 лет не попадаю в больницу. Но это ни о чем. Все равно остаются дребезжание рук, страх. Утром просыпаешься и думаешь, как бы этот день прожить.
Вообще-то если 5 лет нет обострений, это уже считается стойкой ремиссией. Всемирная организация здравоохранения ввела понятие «полное выздоровление от психического расстройства».
Ирина:
– Не знаю... Мне только в этом центре хорошо, потому что мы тут все одинаковые, никто не обидит. А везде боюсь, стесняюсь. Если что-то в магазине нужно спросить, Сашу прошу. И в зеркале мне кажется, что что-то со мной не так, особенно утром. Собраться тяжело из-за лекарств.
Что раздражает в поведении людей по отношению к вам?
Ирина:
– Когда кричат. Я тогда вообще тушуюсь, колотун начинается.
Александр:
– Недавно мой сосед, зная, что я больной, сказал своей девушке: «Смотри, псих пошел». А когда у нас сосед умер, он говорит мне: «Саша, зачем соседа убил?» Шутит так. Меня это раздражает. Обычно люди, соседи говорят: «Он парень хороший, просто немножко болен», а этот прямо так и сказал открыто чужому человеку. Такое неуважение меня поразило.
Что вы бы изменили в системе лечения?
Александр:
– В больнице хорошо – там ты общаешься, посещаешь разные занятия. А потом выходишь из больницы – и остаешься один. И тебя тянет обратно на реабилитацию, а уже не положено. Я, когда выписывался из больницы, часто ходил туда навещать тех, с кем лежал.
Мне легче списать унижения на галлюцинации»
Ольга болеет около 7 лет, с третьего курса университета. «Тоже выставлена группа инвалидности, но я работаю и неплохо зарабатываю», – говорит женщина. Ее больше беспокоит другое:
– У меня никогда не было отношений с парнем. В этом плане я чувствую себя неполноценной, – начинает разговор Ольга. – Мне кажется, что еще с детства у меня были симптомы заболевания. Потому что, когда я жила какое-то время с родителями отца, они настраивали меня против мамы, что она бездельница, что над ней соседи смеются. Они никогда не давали мне расслабиться морально.
Вы думаете, что спусковой крючок заболевания был в тех детских семейных отношениях?
– Думаю, да. Мама не видела моего состояния. Я помню, когда ее не было рядом, дед меня все время шугал: не так села, не так повернулась, не так тапки надела. Это давило на меня, я была очень боязливой, забитой и не могла постоять за себя. А потом папа стал пить, и от этого наша семья страдала.
Голоса, галлюцинации? Думаю, у меня были надуманные голоса. Были унизительные ситуации со стороны однокурсников: грубо шутили надо мной. Я списала это на галлюцинации, будто этого в реальности не было, так мне легче жить.
У меня есть подруга. Она и ее семья меня поддерживают. Знаете, почему я ценю эту девушку? Потому что когда я с ней, я никого не осуждаю. И она никого не осуждает.
Какое чувство у вас доминирует сегодня?
– Тревога. Я никогда не была защищена со стороны родных, папы. Тревога всегда присутствует. Люди достаточно жестокие.
Что вас раздражает больше всего в поведении других людей?
– То, что когда я делюсь чем-то приятным, зачастую меня не поддерживают. Когда мне казалось, что я полная неудачница, мне пытались помочь и поддержать, а когда пошла на работу, стала хорошо зарабатывать, то появилась зависть: как это у больной получилось лучше, чем у нас. Ходила к духовнику, он сказал, что люди меняются и чтобы я спокойно к этому относилась.
Вера вам помогает?
– Хотелось бы, чтобы был свет в душе, должна быть какая-то соломинка, а иначе не выживешь. Справедливости от Бога я не ищу, но хочется верить, что есть высшая сила, которая тебя защитит.
Только интересные видео на нашем канале YouTube, присоединяйтесь!