Спасать одного ребенка ценой жизни второго или рискнуть обоими — оказавшись перед этим страшным выбором, Александра не колебалась ни секунды. ИВЛ, остановка сердца, отставание в развитии и ДЦП… История о том, как спасали двойняшек с весом 1390 и 750 граммов и как они живут сейчас.
*Перепечатка текста полностью или частично разрешается без изменений и с активной ссылкой на "Здоровые люди" как первоисточник.
У вас будет двойня!
На УЗИ врач сходу ошарашила будущую маму: у вас двойня, две девочки. Обретя дар речи, Александра вдруг поняла, что очень рада этой новости. Первое время летала как на крыльях, но потом эмоции улеглись, и стало нарастать беспокойство. Как успевать ухаживать за двоими, как кормить? Как купить всю одежду и принадлежности, специальную коляску, две кроватки и где разместить?
Если бы она только знала, как скоро эти заботы отойдут на второй план…
А пока полным ходом шла подготовка к свадьбе.
Торжество прошло в кругу семьи. Это было время, наполненное прекрасными эмоциями. Платье, кстати, и сейчас, спустя 9 лет, бережно хранится в шкафу.
Выбор без выбора
На 6-м месяце живот стал будто каменным, потерял чувствительность. Вызвала скорую, положили на сохранение в РНПЦ «Мать и дитя».
— Это была моя первая в жизни госпитализация, раньше не приходилось бывать в больнице, — рассказывает собеседница. — Начинался октябрь. Я уже не влезала в свою куртку, как раз купили новую, хорошую, решили не экономить на этом. И шапку. Ненавижу шапки, но для безопасности детей купила. Только эти куртка с шапкой так и лежат неношеные: кто ж знал, что из РНПЦ меня уже до родов не выпустят...
Саша признается: знала от врачей, что двойня — это всегда риск. Вне зависимости от течения беременности. Поэтому прописывали много витаминов и делали все, чтобы поднять уровень железа в крови. Часто сдавала анализы и морально настраивалась на кесарево (по показаниям).
В больнице время тянулось бесконечно. Каждый день делала допплерографию, вслушивалась в торопливый стук маленьких сердечек. Казалось, все хорошо. В интернете про беременность и роды с двойней попадались в основном негативные истории, так что решила больше не искать об этом информацию, чтобы не накручивать себя.
Но однажды пришел врач и сказал: идем рожать. На попытку возразить отрезал: дети маловесные, плюс маловодие. Или делаем кесарево сейчас, или одного из близнецов потеряете. Второй, более слабый, скорее всего, погибнет.
В то же мгновение она встала: куда идти? Быстро написала мужу, что сегодня он станет папой, но тот в это время сдавал экзамен в военной академии и смс не увидел.
Пришел анестезиолог, побеседовал с будущей мамой, рассказал, что ее ждет. Доброжелательно, участливо ответил на все вопросы.
Кесарево
(Дальше историю приводим от первого лица, как рассказала ее наша героиня)
…Меня подготовили к процедуре, затем я собирала вещи в сумку, хохотали с соседками по палате. И вот иду в операционную, и мне уже не смешно. Понимаю, что вот сейчас моя жизнь навсегда изменится, у меня будут дети.
Спинальная анестезия. Я много об этом читала и боялась. Но понимала: если я этого не сделаю, то пострадают мои девочки. Чувствую, как тоненькая-претоненькая игла входит мне в спину. Остановилась. И тут молодой анестезиолог говорит: я правильно вкалываю?
У меня чуть сердце не выпрыгнуло! Хоть бы он этого не произносил вслух! Накатила паника, а дальше — как во сне.
В полузабытье – то ли от стресса, то ли от анестезии — даже не слышала, кричали ли дети. Не помню момента их рождения. Я просыпалась и снова погружалась в мягкие, разноцветные волны сна.
По пути из операционной в реанимацию мне дали телефон, но в таком состоянии ошиблась номером и позвонила не мужу, а его начальнику. Сообщила, что он стал дважды папой… Благо, тот догадался, что я ошиблась номером…
Муж очень переживал, что делать такой непростой выбор пришлось без него. Сомневался, правильное ли решение принято.
Реанимация
Малышки родились 26 ноября 2014 года с весом 1390 и 750 граммов и оценкой по шкале Апгар 5 и 3 соответственно. Это было меньше, чем ожидалось. Обе сразу переведены в отделение интенсивной терапии и реанимации, где помещены под аппараты ИВЛ. Я понимала, что с таким весом мало кто может выкарабкаться, но упорно отгоняла от себя плохие мысли.
В реанимации пришлось провести сутки, хотя сердце рвалось к детям. Мне сказали, что обе девочки стабильны и попросили набраться терпения. Легко сказать…
А потом перевели в палату. И это было страшно: другие родильницы лежали с малышами, а я видела это и сходила с ума от тревоги и страха, зная, что мои крошки где-то там, в кувезах, а меня нет рядом.
Мне по-прежнему говорили, что они стабильны. Но желание увидеть их было таким сильным, что я решила завтра утром во что бы то ни стало попасть к детям.
Задача оказалась сложнее, чем думалось. Предстояло спуститься на несколько этажей, через длинный подвал пройти в другой корпус и там отыскать отделение интенсивной терапии.
Превозмогая дикую боль, осторожно, шаг за шагом, по стеночке кое-как добралась до лифта. Лифтерша увидела скрюченную родильницу и всплеснула руками: куда! Нельзя, надо лежать!
Наверное, на ее месте поступила бы так же. Видно было, что я после кесарева и очень слаба. Но я сказала, что все равно не вернусь в палату, если вы меня не отвезете вниз, то пойду по лестнице, и это будет еще хуже для меня. Потеряю сознание на полпути — что ж, пусть.
Не сразу, но она сдалась.
Когда я наконец оказалась у заветной двери, выяснилось, что время посещений ограничено и давно прошло. Нажала кнопку звонка, стала просить вышедшую медсестру показать детей. Та тоже пожалела и впустила, позвала врача. Мне объяснили, что дети в тяжелом состоянии, и рассчитывать на скорое выздоровление не стоит. Чтобы они окрепли, могут понадобиться месяцы. Доктор попросил подписать документы о согласии на переливание крови, если понадобится. Он говорил что-то еще, но меня накрыла такая волна паники, что больше ничего не слышала.
Когда наконец разрешили войти в реанимационную палату, я увидела много кувезов. Еле держась на ногах, всматривалась в каждого малыша, пытаясь найти своих. Они были все разные. У некоторых головка намного больше, чем положено. У кого-то распух животик, кто-то был желтый. И тут медсестра говорит: вот они.
…Я давно не плакала и очень хотела забыть это… (вытирает слезы).
Тридцать. Тридцать сантиметров или около того. Они могли бы поместиться в ладонях, а мне нельзя даже дотронуться. И плакать, сказали, нельзя — они все чувствуют. А как не плакать, если вот я стою здесь, а они там, и я уйду, а они останутся здесь…
Мне сказали, что каждый день не стоит ходить: «Даже если вы обработаете руки и наденете все чистое, все равно можете принести инфекцию». Это прозвучало как приговор для меня…
И фотографировать не разрешили, не положено. И вещей своих передать нельзя. Потом уже приносила подгузники – «нулевочку», и они казались огромными на их кукольных тельцах. Свекровь связала малюсенькие шерстяные носочки, так у недоношенных малышей стимулируют кровообращение. Они до сих пор хранятся, как память.
Я стала ходить туда каждый день, но меня не пускали. Разрешали зайти раз в три дня. Это было невыносимо, одному Богу известно, как я жила этими днями, минуты считала. От стресса пропало молоко. Со мной были тактичны, относились с сочувствием. Даже с лифтершей подружилась.
Наедине со страхом
Спустя неделю, когда дети все еще оставались в реанимации, меня выписали. Попросила родных меня не забирать, хотелось побыть одной. Муж настаивал, чтобы вызвала такси. Но немногочисленные вещи поместились в рюкзак, и я отправилась пешком. Брела по улице и думала, думала…
Прошла около километра или больше и тогда осознала, что силы подводят. Вызвала такси.
Обрадовалась пустой квартире, никого не хотелось видеть.
Каждый день звонила в больницу и слышала одно и то же: все стабильно, без изменений.
Очень поддерживали родные. Временами их внимания даже было слишком много, хотелось закрыться от всех со своими переживаниями, спрятаться в панцирь.
Чего я боялась больше всего? Потерять детей! Знала, что кто-то из них может не выкарабкаться — таких историй много.
Через неделю после выписки раздался звонок. Я догадалась, что звонят из реанимации, и чувствовала, как страх сковывает тело. Непослушными пальцами взяла телефон, но с первых же секунд поняла: все хорошо.
Долгожданная встреча
На том конце трубки сообщили, что София, родившаяся с весом 1390 граммов, уже дышит сама и набрала заветных 1500, достаточных для перевода из реанимации в обычный бокс.
Сказали приезжать с вещами, переодеваться в больничную одежду, тогда дадут покормить через зонд — глотательного рефлекса еще нет. Объяснили, что нужно завести тетрадку, регулярно записывать рост/вес, чтобы отслеживать, как ребенок растет.
А еще через неделю меня положили в палату рядом с детским боксом, потому что дочка уже дышала самостоятельно и в целом была стабильна. Теперь я могла часто с ней видеться.
Когда в первый раз разрешили взять малышку на руки, ей было около месяца от рождения. В реанимации мне только ручку однажды погладить разрешили, а тут на руки можно взять! Это было такое невыразимое счастье!
Ее запеленали, как куколку. Как ее брать, такую крохотную? Волновалась сильно, дыхание перехватывало. Протянула руки, мне положили этот драгоценный комочек, и я стою в ступоре:
— А дальше что?
— А дальше целуйте, — улыбается медсестра.
Только одна мысль стучала в висках: что же с ней делать? А малышка, не реагировавшая на медсестру, оказавшись у меня на руках, вдруг улыбнулась.
Потом, захлебываясь в эмоциях, я звонила маме:
— Мама, у нее такие ручки крохотные, такой носик маленький! Мама, у нее глаза!!!
Мама смеялась:
— Ну, конечно, у нее есть глаза…
Фото Татьяны Русакович и из семейного архива