Смирительные рубашки в прошлом, но страх остался. Врач-психиатр о своей работе + ВИДЕО

О наркотиках

Почему психиатра и нарколога объединяют в одну профессию? Разве шизофрения и алкогольная зависимость – одно и то же и лечится по одному сценарию?

Лечатся они по разному сценарию. Но, к примеру, кардиолог и пульмонолог тоже лечат болезни по-разному, но при этом называются врачами-терапевтами. Так и у нас. По международной классификации болезней зависимости и заболевания психики входят в одну группу психических поведенческих расстройств.

Поговорим про наркологическую составляющую. Вы не раз выступали за декриминализацию наркопотребления и легализацию легких наркотиков. Почему?

Я не могу сказать, что однозначно выступаю за легализацию, это было бы неверно. На мой взгляд, нужен универсальный подход к психоактивным веществам, который бы основывался не на наших исторических представлениях или мифах, а на науке – в зависимости от того, насколько вещество опасно для здоровья. Сегодня некоторые психоактивные вещества полностью легализованы и неконтролируемы, например чай и кофе. Некоторые частично контролируемые – никотин, алкоголь, обезболивающие. Наркотические обезболивающие, транквилизаторы под жестким контролем, а некоторые вещества полностью запрещены к обороту. Но степень их регулируемости мало связана с тем, насколько они опасны и вредны. И получается, что не представляющие большую опасность вещества под жестким контролем, а высокоопасные – под слабым.

Ответственность за оборот наркотиков тоже должна быть пропорциональна их вредности. Есть же разница в наказании за преступление по неосторожности и совершенное с особой жестокостью. А в «наркологическом» законодательстве нет разницы, занимался человек оборотом героина, конопли или амфетамина. На мой взгляд, это нерационально.

Студенткой я была в Голландии, видела магазины с легкими наркотиками. И если бы не насыщенная программа, наверняка бы попробовала, потому что по молодости это кажется ерундой. Не уверена, что это хороший опыт, и не хотела бы, чтобы мои дети росли в среде доступности наркотиков...

Это сложный вопрос. Вот вы же пробовали алкоголь? Вероятность смертельной передозировки алкоголем в разы выше смертельной передозировки ЛСД или конопли. При этом у нас на каждом углу доступны магазины с алкоголем и все общество растет в среде употребления спиртного. Поэтому я и говорю, что должен быть некий унифицированный подход. Если уж мы разрешаем употребление психоактивных веществ, то давайте градировать их по степени вредности. А ограничивать можно не только уголовной ответственностью, но и экономическими механизмами: регулируя размер акцизов по степени вредности веществ, продавать их только в отдельно стоящих магазинах и др.

О гипнозе и кодировании

Вы сами курите, пьете?

Иногда употребляю алкоголь, но не курю.

Можете другим помочь избавиться от этого?

С позиции ВОЗ зависимость – это хроническое расстройство. Поэтому избавить от него невозможно. Это все равно что спросить у кардиолога или эндокринолога, могут ли они избавить пациента от артериальной гипертензии или сахарного диабета. Избавить не можем, но успешно лечить вполне.

В двух словах как это делается.

Лечение делится на три этапа. Сначала лечится острое состояние, так называемый синдром отмены: применяются препараты, которые помогают пережить это состояние с минимальным напряжением и без развития других осложнений. Следующий этап – выход в ремиссию, когда вместе с медикаментами практикуется психотерапия. И третий этап – поддержка ремиссии.

А кодирование вы практикуете?

Нет, кодированием я не занимаюсь, потому что, на мой взгляд, его нельзя отнести к доказательным методам. Нет ни одного качественного крупного исследования, которое доказывало бы его эффективность.

Владеете ли вы суггестивными практиками, гипнозом?

Не владею. Обычно гипноз используют психотерапевты, а не психиатры. Нас этому учат, но невозможно охватить весь спектр методов. Я лечу фармакотерапией. А когда моим пациентам необходима психотерапевтическая помощь, отправляю их к коллегам.

Как думаете, можно ли гипнозом помочь в лечении алкоголизма?

Мне не встречались исследования, которые бы показывали эффективность этого метода. Гипноз более популярен на постсоветском пространстве и гораздо менее популярен в других странах. Метод исходит из модели медицины, где пациент не является активным участником лечения, он просто пассивный получатель медуслуг и ни за что не отвечает. А психотерапия все же строится по-другому. Психотерапевт – проводник, который ведет пациента, помогает выбрать дорогу, но шаги за пациента он сделать не может.

О психических расстройствах

Почему вы решили стать психиатром?

Я не мог определиться со специализацией где-то до середины пятого курса медуниверситета. Только сдав экзамен по психиатрии, я понял, что мне это интересно, пошел в кружок по психиатрии, а на шестом курсе еще поработал медбратом в больнице, чтобы понять, насколько мне будет комфортно с данной категорией пациентов. И после этого уже осознанно сделал выбор.

Помните своего первого пациента с психическим заболеванием?

Нет, не помню, потому что сразу попал в большой поток пациентов. В интернатуре меня распределили в городской наркодиспансер. На тот момент были популярны опиоидные наркотики, и к нам стояли огромные очереди: за смену мы принимали 40–50 пациентов. Но эта интенсивность работы мне понравилась. Поэтому после интернатуры я остался работать в кабинете наркомании.

Недавно в реабилитационном центре разговаривала с людьми, страдающими психическими расстройствами. Один из них сказал, что болезнь – это комплексы, которые годами накапливались, формировались окружением и наконец проявились в виде расстройства. Есть в этом правда?

Правда в том, что, например, шизофрения – многокомпонентное заболевание. Были попытки найти ген шизофрении и, воздействуя на него, побороть болезнь. Но эти надежды не оправдались. Вероятность шизофрении повышает жизнь в городе, принадлежность к этническому меньшинству, сексуальное насилие и жестокое обращение в детстве. Однако все равно мы не можем точно предсказать, будет у человека расстройство или нет, потому что не у всех, кто сталкивается с этими факторами, оно развивается. И наоборот, бывает, расстройство возникает на фоне полного благополучия.

Эти люди также рассказали, что доминирующее чувство у них – пронзительный страх. Вам этот страх передавался?

Не передавался, но он очень хорошо чувствуется. И это один из барьеров при обращении за помощью: из-за идей преследования людям кажется, что им сделают только хуже. Зачастую наша система здравоохранения вместо того, чтобы снять этот страх, поддерживает его. Я имею в виду постановку на учет, длительное наблюдение, ограничение пациентов в правах. Это сложный вопрос баланса пользы и вреда. Я думаю, если сделать более персонализированный подход и меньше ограничений для людей с расстройствами, это повысит и доступность помощи, и возможности их восстановления после острой фазы.

От каких методов лечения, которые были в СССР, психиатры уже отказались?

От инсулинокоматозной терапии, когда человека вводили в состояние комы с помощью высоких доз инсулина и подобных препаратов. Безусловно, отказалась от смирительных рубашек, длительного привязывания к кровати. При наличии современных препаратов это не нужно. И это не гуманно.

По данным ВОЗ, к 2020 году депрессия выйдет на второе место в мире по распространенности. Чем вы это объясняете?

Уже сейчас в Европе по количеству потерянных лет жизни и трудоспособности депрессия вышла на первое место. Причин много, одна из них – высокие нагрузки на психику. Быстроменяющаяся жизнь – это постоянная адаптация. 500 лет назад платье с минимальными изменениями оставалось модным нескольких десятков лет, а сейчас за один сезон тренды могут измениться несколько раз. Если бы мы переместили человека, например, из 1980 года в год нынешний, для него было бы крайне неожиданно видеть людей со смартфонами, говорящих везде с невидимыми друзьями, постоянно глядящих в экран... Мы же к этому незаметно адаптируемся, но с гораздо более высоким темпом, чем раньше. И это создает определенное напряжение для психики.

Психиатры умеют успешно лечить депрессию?

Да.

О профессиональных вредностях

Нашла исследования за 1985 год про вредность профессии, где среди прочего говорилось, что у врачей развиваются дерматиты и лекарственные гепатиты от препаратов, применяемых в психиатрии. Это все еще актуально?

Нет. Современные препараты проходят высокую степень проверки. С учетом того, что многие психические заболевания являются хроническими и люди вынуждены применять препараты годами, лекарственные средства должны быть максимально безопасными. Поэтому сегодня такой вредности нет. Больше актуальна другая проблема – выгорание. Если у других врачей есть возможность ориентироваться на показания приборов, анализ крови, то у психиатров такого индикатора нет. Кроме того, работа с психическим здоровьем – это пропускание проблем пациента через себя. И у многих уже даже в интернатуре наблюдается профессиональное выгорание.