Исповедь алкоголички: «Чтобы начать жить, мне пришлось пройти 7 кругов ада и почти умереть»

В круге первом

Я родилась в Минске, в семье рабочих. Папа – воспитанник детдома, мама – родом из деревни, колхозница. Оба тяжело и много работали на заводе. Все, что сумели нажить: государственную «двушку» в «рабочем» районе столицы и двоих детей (меня и моего старшего брата Витю).

Сколько себя помню, алкоголь всегда был членом нашей семьи: и отдыхом, и праздником, и отдушиной. При этом родители пили не каждый день, но использовали любой повод.

Я впервые попробовала алкоголь в неполные 5 лет. Мы гостили у бабушки в деревне. Каждый наш приезд туда сопровождался застольями. Пригубить самогонку предложили родители. Я отчетливо помню, как жидкость огнем полыхнула во рту и горле. Но тут же перед глазами появился зыбкий туман, все вокруг как будто напиталось воздухом и запарило. Необыкновенная легкость наполнила тело ощущением полета… Это были настолько сильные эмоции и переживания, что я помню их до сих пор. Годы спустя я подспудно искала именно их повторения.

Мне было 10, когда развалился Советский Союз. Папа ушел с завода, подался в «перекупы». В силу возраста, тонкости его бизнеса меня волновали мало. Но в конце концов он куда-то вляпался, был осужден на 12 лет, отсидел половину срока и вышел по амнистии.

В круге втором

Еще до того, как отца осудили, родители развелись, хотя продолжали жить в одной квартире. За то время, что папа сидел, мама стала больше пить.

У нас изначально не сложилось с мамой близких доверительных отношений. Ее любовь была суровой, мы не получали ни ласки, ни нежных слов. При этом она никогда нас не била. И прикладывала максимум усилий, чтобы вылечить мои суставы. В свое время мама бесконечно возила меня по врачам и больницам, добывала путевки в санатории, влезала в долги, скупая дорогостоящие лекарства...

В какой-то момент она просто сломалась. Не было рядом отца, не на кого было опереться, не с кем было разделить ответственность… Она не нашла другого способа глушить свою женскую слабость и бессилие, кроме как алкоголем. Когда я подросла, ее попойки были мне даже на руку: мама пьяная, значит, могу покурить, выпить, гулять допоздна и никого не спрашивать…

Второй раз я попробовала алкоголь в 12 лет… в школе, сидя за первой партой на уроке истории. Учитель был пьющий, от него всегда разило перегаром. Он частенько похмелялся втихаря, чтобы избавиться от тремора. Подруга принесла из дому самодельное вино, мы наклонялись под парту и пили его из пробки. А сколько там надо в 12 лет! Учитель истории ничего не заметил. А вот другая учительница все поняла и отвела нас к медсестре... Шума было много, но выходка фактически сошла нам с рук. Родителей отчитали, предупредили, что ситуация будет на контроле, дома мы получили по первое число и - все на этом.

А я второй раз испытала то же чувство эйфории, которое всколыхнуло детские воспоминания. В общем-то, это и предопределило мои будущие 15 лет жизни. Но еще 2-3 года я дружила с алкоголем «на расстоянии»: изредка пила пиво, причем налить стаканчик могла и мама.

В круге третьем

Лет с 15 я стала употреблять алкоголь постоянно. Собирались компанией, покупали вскладчину вино, пили у кого-то дома, или на даче, в подъезде, на улице. Перед тем как выпить, глотали подсолнечное масло, чтобы запаха не было и опьянение наступало не сразу…

11 классов я окончила с трудом. Это при том, что с 5-го класса обучалась на дому. Маме с самого начала предлагали такую возможность. Но я ходила в школу, чтобы не отрываться от сверстников. После случая на уроке истории мама посчитала, что действительно будет лучше перевести меня на надомное обучение. До 9-го класса учеба складывалась неплохо, а потом пошло-поехало. Папа сидел. Брата забрали в армию. И я в сложный подростковый период осталась одна.

Мама уходила в сильные запои, а я - на улицу, к друзьям. Бывало, когда приходили учителя, я не открывала дверь, потому что мама спала дома пьяная, в квартире висел запах сигарет и перегара… Нередко сама звонила учителям и говорила, что у меня процедуры в поликлинике. Поскольку я инвалид, все выглядело правдоподобно. Мной двигал стыд и желание прикрыть маму, естественная потребность спрятать некрасивое от посторонних глаз. Но объективно: я всегда была одета и накормлена. Как бы сильно мама ни пила, для нее существовало непреложное правило: заполнить холодильник, купить все необходимое. Она и сама, несмотря на злоупотребление, хорошо питалась (может поэтому до сих пор вполне сносно себя чувствует, в отличие от отца).

В круге четвертом

К моменту окончания школы я полностью увлеклась свободной жизнью, которая ни к чему не обязывает. К работе интереса не было. При этом мне хотелось курить «нормальные» сигареты, скидываться в компании на выпивку не меньше других… «Свои» деньги давали свободу и независимость, возможность чувствовать себя взрослой и самостоятельной.

К этому времени вернулись папа из тюрьмы, брат из армии. Мы с отцом ездили в Раков продавать комбикорм. В 4 часа утра уезжали, в 9-10 уже были дома. Я получала зарплату, «левые» деньги тоже оставляла себе.

Брат после возвращения из армии устроился на работу в крупный универсам охранником, с первой зарплаты купил мне игровую приставку, маме – дорогой набор посуды. Ему очень хотелось показать, кто в доме настоящий мужчина. Не срослось. Скоро он связался с не очень хорошей компанией. Хотя это фактически было неизбежно. Все – друзья детства, почти все – из нашего подъезда. Повзрослев, каждый из них пошел своей дорогой. Пока брат служил, многие из его друзей отбывали сроки. В какой-то момент их дороги снова пересеклись.

В той компании брат попробовал героин. Банально: просто поругался с подругой, ему предложили унять душевную боль уколом. Я не скажу, что до этого Витя вел нездоровый образ жизни. Наоборот. Занимался велоспортом (еще со школы, он даже на соревнования ездил в Болгарию и Чехию), ходил в бассейн, бегал по утрам, боксировал… Тот единственный укол перечеркнул все разом.

Помню героиновые ломки. Собственно, так мы и обнаружили, что Витя подсел на иглу. Я наблюдала разные ломки от разных препаратов.

Героиновые – самые страшные. Мне было физически больно видеть, как страдает брат. Ведь он фактически заменил мне отца, когда тот сидел, и мать, когда та пропадала в пьяном угаре. Он для меня был всем: и царем, и богом. Я очень ждала его из армии, надеялась, что вот тогда мы и заживем…

Отец сначала хотел отправить Витю в больницу, но мама запретила, потому что это подразумевало учет и контроль, метку на всю жизнь. Тогда папа стал покупать спиртное и просто вливать в Витю, чтобы тот спал беспробудно. Две недели его продержали дома. Тогда, нам казалось, мы его спасли. На самом деле все только усугубилось. Помимо наркотиков брат пристрастился и к алкоголю. («Многоборец» - так называли между собой брата его «сотоварищи», потому что он мог уколоться, потом залить это дело водкой, потом дешевым вином, а в довершение покурить травы).

В компанию Вити попала и я. Во-первых, наивно надеялась, что так смогу контролировать брата. Во-вторых, мне нравилось быть «своей девочкой» среди фактически взрослых мужчин. У меня тогда появился кавалер, на 13 лет старше, несколько раз судимый, но для меня, 16-летней, это не имело значения.

В это же время мы стали пить и дома. Мама могла покричать, но больше для приличия, мол, она в отличие от нас пьет только по выходным, работа тяжелая, имеет право расслабиться. При этом сама покупала нам спиртное для опохмелки. В итоге мы стали пить все вместе. Могли пьянствовать выходные напролет. И это было нормально для нас. Когда заканчивались деньги, мама запросто могла сдать в ломбард мало-мальски ценную вещь и купить алкоголь, часто не ради собственного опохмела, а чтобы нам с братом плохо не было.

В круге пятом

По мере взросления я нашла для себя еще одну причину пить: алкоголем снимала свои физические комплексы. Он давал иллюзию абсолютного совершенства. Хотя в реальности все выглядело безобразно и отвратительно: и внешность, и поступки.

Подшофе мы запросто могли избить первого встречного, отнять деньги, обмануть, обокрасть квартиру... Драки и свары между своими тоже были обычным делом. Несмотря на мою любовь и преданность брату, однажды он «продал» меня, как проститутку (выпить хотелось, а денег не было). «Товар» не отдал: ударил мужчину по голове, забрал деньги, на них пила вся компания. Стыдно и больно об этом вспоминать. Тогда же никто угрызений совести не испытывал. А брат получил свой первый срок.

И этот сценарий был предсказуем. Потому что сначала ты пьешь, когда есть за что. Как только заканчиваются деньги и друзья, которые могли бы «угостить», идешь на любые поступки, чтобы получить алкоголь или наркотики.

При этом кайфа уже нет и не будет, и ты это знаешь. Ты знаешь, что будет бить дрожь, тошнить и выворачивать изнутри, бросать то в жар, то в холод, ты будешь мучиться бессонницей, балансируя между явью и беспамятством … Тебе будет плохо. Очень плохо. Но не выпить еще хуже. Страшное состояние, когда пить не можешь, и не пить не можешь. Ты продолжаешь оправдывать свой алкоголизм: все пьют, и я пью; не стою под магазином, не бомжую. Значит проблемы нет. Мне бы вот только сейчас «поправить здоровье» и больше в рот ни капли... И ведь ты свято веришь в это! Но чудес не бывает. Начинаешь с 50 грамм и пьешь столько, что потом уже не помнишь, ни что с тобой происходило, ни где ты был, что делал, что делали с тобой, и сколько времени прошло: час? Сутки? Неделя? ... Бывало, меня приносили домой, ставили возле двери и звонили. Мама открывала, и я просто падала в квартиру. Мне было чуть за 20…

В круге шестом

В это время я работала продавцом на рынке у маминой подруги. Обзавелась очередным ухажером. Он, естественно, был алкоголиком, причем тяжелым: с алкогольной эпилепсией. На рынке перебивался случайными заработками, поила я его фактически за свои. Но мне было комфортно. Я нашла себе человека по духу и разуму. Ни один день не был для нас «сухим».

Я допилась до того, что по утрам на рынок со мной ездил папа: поднимать роллеты у меня не было сил, практически не уходил тремор. При этом мне не хотелось, чтобы соседки видели мое состояние и пыталась делать хорошую мину при плохой игре. Хотя все давно уже все знали. Мне говорили в глаза: «У тебя родители проблемные, брат. Так хоть ты за ум возьмись. Есть же больницы, центры реабилитационные…» Но я не слушала; людей, которые пытались мне помочь, люто ненавидела.

Последние месяцы работы на рынке я, казалось, пила, не переставая. Чернило, самое дешевое, по 3-4 «полторашки» в день. Могла закрыться внутри киоска и спать. В выходные с мамой на двоих запросто «уговаривали» 3 бутылки водки. Напивались вусмерть. Падали, спали, просыпались, снова пили…

Я стала быстро хмелеть. Сильно похудела.

Мне периодами было так плохо, что папа на руках носил меня в туалет.

При этом я ползла на работу, потому что знала: будут покупатели, - значит, будут деньги, - значит, смогу выпить. Сначала часть выручки я просто забирала себе, записывала и клялась, что все верну. Я не вернула ни копейки и в конце концов обанкротила подругу своей матери (та, к слову, любила меня как дочь, жалела, поэтому никаких жестких мер не принимала, все пыталась достучаться до меня словами).

Однажды я попросила у нее несколько выходных. Мне было очень плохо. Отлежалась. В рот ни капли не брала эти дни. Вышла на работу. И… купила джин-тоник. Выпила. Что потом произошло, не помню. Очнулась, когда вокруг была толпа народа, врачи... Со мной случился эпилептический припадок.

После того случая у меня впервые появилось желание и робкие попытки завязать. После выписки из больницы маме сказала: больше пить не буду.

Мои подруги, одноклассницы, знакомые, у которых нет и не было проблем с алкоголем, давно вышли замуж, детей нарожали, у них семьи, квартиры, машины… А у меня что? Я помню, свой страх, что мне уже никогда не подняться, у меня ничего нет и не будет. И растерянность: что делать? Как жить дальше?

Ответов не нашла и… снова запила. Но уже с перерывами. Неделю пила – неделю бросала. В один из таких периодов трезвости ко мне пришла «белочка».

Спать легли, а я не могу глаз сомкнуть которую ночь подряд. Чувствую, кто-то по мне ползает, под одеялом букашки, все тело чешется. Пошла в душ в надежде смыть с себя эту грязь. Папа влетел в ванную, когда я размахивала перед собой лезвием, отбиваясь от чертей. Пока ждали скорую, я сидела у папы на коленях: там по мне никто не ползал, на меня не нападал. Стоило мне слезть с колен – все черти снова на меня…

Лечилась я в «Новинках». Мне не забыть глаза мамы, полные боли и слез, когда меня выводили на «свидание»… Не дай бог такого ни одной матери. Ее дети были живы, но она их потеряла. 25-летняя дочь хронический алкоголик, физический и моральный инвалид. И 31-летний сын – законченный наркоман. Без семьи, без работы, в постоянном дурмане и абстинентных муках. Не жизнь – ад.

В круге седьмом

8 месяцев после больницы я не пила. Мне было страшно от мысли, что все может повториться: приступ эпилепсии, белая горячка. В это же время алкоголь стал забирать у меня близких. В запое от инсульта умерла родная сестра моей матери. Совсем скоро – в 22 года – от цирроза печени умер ее сын, мой двоюродный брат.

Но в остальном все было по-прежнему, даже мои отношения с рыночным кавалером. Я все так же покупала ему алкоголь, но не пила с ним.

Постепенно страх стал уходить, а пустоту, которая образовалась после того, как я исключила алкоголь, ничем не удалось заполнить. Через 8 месяцев все снова понеслось с утроенной силой. Я пила, не переставая 2 месяца. Пыталась сниматься «фунфыриками» (спиртосодержащими настойками). Скупала корвалол, боярышник, пустырник и сердечные капли. Заканчивалось всегда все одинаково: я пила «лекарство» и запивала алкоголем.

9 лет назад 14 октября я стояла на коленях перед пол-литровой банкой чернила, отлитого с вечера на опохмел, и рыдала. Мне было страшно, плохо, стыдно, мучительно. Я жалела о 8 месяцах трезвой жизни, которые потеряла. И понимала, что сама не остановлюсь. Мысли о самоубийстве появлялись не первый раз и виделись единственно возможным вариантом спасения. Потому что я точно знала, что меня ждет. И это «что» – ничего хорошего. Естественно, я напилась.

А на следующий день пришла нарколог. После лечения в психушке я состояла на учете, но за 8 месяцев так и не появилась ни разу в диспансере. Врач поставила меня перед выбором: или я завтра же прихожу на прием в диспансер, или она вызывает милицию, меня везут на освидетельствование и отправляют в Новинки.

Я выбрала диспансер. На приеме врач рассказала, что на Передовой открыли женское наркологическое отделение, и предложила «полежать». Собственно, о нем я уже была наслышана. Там лечилась моя соседка – одноклассница брата. Она «подшилась» и уже год как не пила, преобразилась внешне, устроилась на работу, купила дубленку.

В общем, я согласилась. Но накануне вечером перед госпитализацией напилась так, что меня снова принесли домой и поставили у двери.

Возрождение

Сейчас точно могу сказать: я счастлива, что попала в Минский городской наркологический диспансер. Там я встретила доктора от бога Пикуса Георгия Исааковича. Он первый, кто смог объяснить и донести до меня, что алкоголизм – это болезнь. Как ревматизм, сахарный диабет, астма… Он дал мне надежду, что и с этим можно жить, но при условии, что я сама буду стараться не дать болезни развиваться дальше. Очень помогла работа с психологами. Именно они раскрыли мне глаза на мою «рыночную любовь». Оказывается – и это было очевидно всегда и всем, кроме меня, - нас ничего не связывает, никаких общих интересов и целей, только алкоголь.

Желание бросить пить каждый день становилось все отчетливее и сильнее. Одновременно присутствовал страх выйти из больницы: здесь поддержка, есть, кому выслушать, не обвиняя. А вне стен больницы все то же окружение – собутыльники, наркоманы... Я сама попросила Пикуса оставить меня еще хотя бы на неделю в стационаре. Он согласился, но с условием: эту неделю я буду ходить на собрания группы анонимных алкоголиков (АА).

Первое собрание стало для меня шоком. Я услышала много историй, как две капли воды, похожих на мою.

Разница была в деталях, но суть одна: алкоголь разрушает жизни и коверкает судьбы. Я увидела людей, которым удалось вырваться и стать сильнее своего врага. Понимание, что в них мое спасение, пришло сразу. Я стала посещать собрания и начала выздоравливать.

После выписки первым делом рассталась с ухажером. Он встретил меня у больницы со словами: «Айда купим пойла и отметим выздоровление». Честно, обложила его матом и ушла. Больше мы не общались. Я не переехала жить на другую квартиру, соседи остались прежними, и семья моя все та же. Но между нами как будто выстроилась стена. Их образ жизни уже меня не трогал, не интересовал, не казался привлекательным и единственно возможным.

Я поменяла сим-карту, удалила все прежние контакты, полностью изменила распорядок дня, чтобы минимизировать возможность срыва. Перестала общаться со своими «друзьями», стала обходить магазины, где продавали алкоголь, и если мне нужно было купить хлеб, я не шла через вино-водочный отдел, как делала обычно (хотя бы поглазеть). Если родители выпивали, старалась уйти из дома. Чаще всего – на собрания сообщества. Начала искать работу.

Образовавшуюся пустоту во времени заполняла сообществом. Там у меня появились друзья. Я 9 лет не пью. И 9 лет дружу с некоторыми членами группы АА. Все самые близкие мне люди – из АА. И кумовья, и друзья. Других нет. Потому что и не было никогда.

С будущим мужем тоже познакомилась на собрании группы АА. Он интересный собеседник, с ним весело было ходить в кино, кафе, гулять по городу. Через полгода он предложил жить вместе. Спустя год трезвой жизни я бросила курить, а через 2 недели узнала, что забеременела.

Мой сын – мое счастье, подарок судьбы. И в то же время, незаживающая рана. Я родила его 8-месячным, с целым букетом болячек. Помню, когда приехала в «Мать и Дитя» и мне дали понять, что у сына мало шансов, первая мысль была: напиться. От боли. Если бы не поддержка сообщества, я вряд ли бы устояла.

Сейчас моему мальчику 7 лет, он веселый и открытый паренек, ходит в сад. От большинства диагнозов мы уже избавились. А те проблемы, что остались, решаем по мере поступления. Но меня то и дело посещает мысль, что своим здоровьем сын платит за ошибки моей молодости.

Вместо эпилога

7 лет я с семьей жила под одной крышей с родителями-алкоголиками и братом-наркоманом. В свою собственную квартиру мы переехали 2 года назад.

Чуть раньше - 2,5 года назад - умер Витя. У него был весь букет болезней хронического алкоголика и наркомана: цирроз печени, ВИЧ, гепатит…

За год до смерти брат стал плохо ходить, нарушилась речь. Я таскала его по врачам, как меня мама когда-то. Но чаще всего мы получали от ворот поворот: наркоманов не особо хотят брать на лечение. Однажды нам повезло, его госпитализировали. Молоденькая лечащая врач искренне и участливо ухаживала за ним. При этом честно сказала: жизнь брату продлит только пересадка печени, но наркоману орган никто не даст.

Он после той лежки не пил с полгода. Посветлел, бросил курить, стал вес набирать. С племянником много времени проводил, души в нем не чаял. Брат меня всегда наставлял: «Чтобы тебе завязать с алкоголем, нужно выйти замуж и родить». Я обычно отшучивалась: кому я такая нужна, мало того, что инвалид, так еще и алкоголичка. Но он верил и меня убеждал, что обязательно найдется мой человек, с которым у меня все будет хорошо.